Автор: bbgon
О ком: Доктор/Мастер, Молли
О чем: продолжение "Истории про Гарри и Джона".
Рейтинг: PG-13
Предупреждения:
Предыдущие главы:
Главы 1-3
Главы 4-5
Главы 6-8
Глава 9
Глава 10
Главы 11-13
Главы 14-15
Главы 16-17
Главы 18-19
Глава 20
Глава 21
Главы 22-24
Глава 25
Главы 26-29
Кажется, я издеваюсь. Простите)). Но меня надо
Глава 30
читать дальшеМастера швырнуло спиной и затылком на мягкое и после этого ещё несколько раз кувыркнуло в беспространстве и безвременье. Только потом временной манипулятор отключился и оставил её ловить ртом свежий прохладный воздух.
Она обняла одной рукой живот и перевернулась на бок. Перед глазами плясали красные нити и пятна, и больше всего Мастер хотела бы зарыться в сухую землю от давящей неотвратимости чего-то, что ждало её. Пальцы свободной руки машинально раздавили ком земли в осыпавшуюся пыль, и Мастер поняла, что глаза её открыты, а колышущееся красное – это стебли и листья перед лицом. Удушливо-сладко пахли зонтики желтых цветов на верхушках стеблей, а над ними стояло рыже-серое небо с полосами белых перистых облаков.
Мастер немедленно приподнялась на локте и оглядела горизонт. Луг прерывался всего в двадцати шагах от неё почти невидимым, как радужный мыльный пузырь, защитным полем. А внутри него – черное одноэтажное прямоугольное здание, строгое и гладкое, шкатулка из драгоценного эбенового дерева. На его террасу вышли двое, и у Мастера перехватило дыхание.
- Не может быть. – Она зажмурилась и потрясла головой. – Я не могу быть здесь. Я должна быть в Паноптиконе, у Ока гармонии.
Она открыла глаза.
Мраморный пол Паноптикона был усеян пылью и каменной крошкой, и Мастер со злым удовлетворением выбросила галлюцинацию из головы. Мелкие острые камни кололи колени, и она поднялась с пола, цепляясь за искореженную металлическую конструкцию в центре огромного зала. Было тихо. Никаких признаков сражения. Никаких далеков. Никакой войны.
- Получилось! – проговорила Мастер, и с каждой секундой всё больше в это верила. – Галлифрей жив.
Облегчение было таким сильным, что оно переливалось через край, кипело и взрывалось. Мастер шла так долго, что уже не думала когда-либо придти – и вот она здесь, здесь! Она обернулась вокруг себя, запрокинув голову; серые стены кружились и таяли в высоте сводов, столбы солнечного света выхватывали из тени густые клубы пыли, которые тоже кружились и оседали золотой пыльцой.
- Я смогла! О, Доктор, ты не верил, а я знала, что этот день настанет! Галлифрей жив! Галлифрей мой! Кто сделал это? Я! Кого вы должны благодарить? Меня! Я – новая эра Галлифрея. Вы слышите меня? Я пришла! – Её голос эхом разносился под пустыми сводами и звонко отражался от груды металлического хлама. Мастер кричала и смеялась, а восторг всё прибывал и прибывал, поднимался из скрытых прежде подспудных источников, вытесняя застоявшийся в душе яд. – Я пришла править вами, вы – кто думали, что мною можно манипулировать, как марионеткой на веревочке, думали, что можно заставить меня сражаться в вашей войне. Но я умнее! Умнее вас, умнее Доктора, умнее самого Рассилона!..
- Это интересное предположение, - сказал голос позади Мастера, и из-за обгорелых дюз и кабелей появилась фигура. Говоривший сложил руки на груди и смотрел на Мастера с полуулыбкой из-под черных тонкой подковой усов. Его парадное пурпурное с золотом облачение будто светилось изнутри. Правая рука, покоившаяся поверх левой, была закована в серебряную перчатку.
- Рассилон, - сдавленно выдохнула Мастер. Предыдущая, давняя встреча с тенью отца-основателя закончилась для неё… главное, что она закончилась, и Мастеру удалось сохранить не только жизнь, но и рассудок и свободу. Она, сама того не осознавая, склонила голову в почтительном поклоне и не в силах была поднять её, пока с ней вновь не заговорили.
- Лорд Мастер… леди Мастер, - насмешливо исправился Рассилон. – Теперь я вижу, почему Совету Галлифрея нелегко далось решение выбрать именно тебя на эту почетную роль. До меня дошли… слухи, - во время своей речи он двигался к Мастеру, и перед последним словом остановился, возвышаясь над ней. Его торжественная сила вжимала Мастера в землю, так что на границе сознания она чувствовала смутное желание упасть на колени и прильнуть к нему в поисках одобрения и защиты. – До меня дошли слухи, что часть Совета аргументировала свое нежелание вашими с Доктором отношениями. Любопытно, что другая часть приводила тот же довод в поддержку.
Мастеру сложно было следить за его витиеватым слогом. Её разум снова заволакивало туманом, из которого попеременно высвечивались липкие, как руки утопленника, чужеродные ощущения. Мастера звали; ей кричали, что она будет мучительно умирать; что её выбросят, как рыбу из воды на берег.
- …Удивительно, но и те, и другие оказались правы, - продолжал Рассилон.
Мастер подняла на него глаза и не сразу сфокусировалась на лице. Она нащупала рядом с собой круглое отверстие закопченной трубы и уцепилась за него. Рассилон говорил о чем-то важном. Она вычленила из потока ключевое слово:
- Почетная роль?
- Освободить Галлифрей из временной ловушки, - сообщил он как о чем-то само собой разумеющемся. – О, вы с Доктором наверняка были заняты более важными делами, чем сложить два и два: никто не думал, что такой себялюбец как лорд Мастер будет доблестно сражаться за Галлифрей в великой войне. Тебя вернули к жизни, подарили Тардис и позволили сбежать ради другой цели: именно для того, что ты сделала сейчас.
- Я спасла Галлифрей, - сказала Мастер вяло. Основатель Галлифрея, сам Рассилон возвещал успех её уникальной миссии, и она должна была гордиться собой и не могла. В его словах была ложь, но блеск золота на его одеянии и серебра перчатки застилал ей глаза и не давал проникнуть за него. – Что я за это получу?
Рассилон расправил руки, и тяжелая ладонь в перчатке легла Мастеру на голову. Повинуясь ей, она опустилась на колени. Потеряв точку опоры на выхлопной трубе разрушенного механизма, она схватилась за полу пурпурной мантии, оставив на ней полосы сажи. Благоговение мешалось с подступавшей болью в отупляющую смесь.
- Ты знаешь, что ты сделала с Оком гармонии? – пророкотал над ней Рассилон. Свет падал на его голову сверху, осеняя её ореолом и вычерчивая острые тени в складках его лица.
- Я отправила в него Тардис, - ответила Мастер.
- Ты разрушила его, - тени в лице Рассилона сгустились, когда он склонился ниже.
- Да, - голос Мастера звучал высоко и безжизненно и далеко от её тела.
- У Галлифрея было много путей, - веско сказал Рассилон. – Если бы тебе только хватило ума просто открыть ловушку. Теперь у Галлифрея есть лишь один путь.
Глаза у Мастера слезились от серебряного сияния перчатки, заливавшего её лицо. Она не моргала и дышала глубоко и часто, загоняя боль вглубь сознания, где она не могла её чувствовать.
- Галлифрей начнет новую эру. Новую эру Рассилона! – громовым эхом разносился по залу его голос, ударяя по барабанным перепонкам Мастера. – Ты слишком глупа, чтобы понять, что ты сделала, уничтожив Око гармонии. Твой разум занят чужими страданиями, - он запрокинул голову Мастера назад. – Вы все слишком глупы. Никто из вас за тысячи лет не понял: власть повелителей времени зиждилась на умении управлять временными парадоксами. Парадоксами, которые держало в узде Око гармонии. – Лицо Рассилона исказилось, и он нагнулся к Мастеру. – Не тайна путешествий во времени – этого добра во вселенной хватает! Даже людям она доступна. Временные парадоксы! – прошептал он с нажимом. – Умение расставлять фиксированные точки во времени и пространстве, умение менять прошлое, не изменяя будущего – вот что такое была власть повелителей времени. И ты – уничтожила – всё это, - проговорил он с расстановкой.
Повисло молчание. Мастер смотрела на него в трансе, в черные глаза под угрюмыми бровями. Она готова была каяться в сотворенном, но железная рука на макушке приковала её к полу и не давала пошевелиться.
- Мы вернулись к началу, - продолжал Рассилон величественно. – До того, как я создал Око гармонии, жители этой планеты были никем. Я создал расу, которая прогремела на всю Вселенную! – вскричал он. – Я создам её вновь. Лучше, чем прежде. Я не повторю прошлых ошибок: мой народ должен быть независим от своевольства ничтожной машины парадоксов. Мы поднимемся выше, мы отринем телесное и станем богами. Мы станем душой и духом вселенной, мы сольемся с самою сутью вещей.
Слезы стекали по вискам Мастера. Рассилон был грандиозен, и сердца её бились в унисон с его пророчеством: вознестись выше, освободиться от смерти и страданий, быть одновременно везде… и нигде.
- Ты со мной, Мастер? - спросил Рассилон неожиданно мягко.
«Да», - хотела ответить она. Слова застряли у неё в горле.
- Мне нужно время, - выдавила она. – Я не могу вознестись… сейчас.
- Время? – угроза скрежетнула в голосе Рассилона металлом о металл. – Перед лицом вечности – время?
Обручи сжимали тело Мастера, сводили мышцы и заставляли думать о том, чтобы перенаправить боль в другое место. Пока ей это удавалось, и она стекала, не затрагивая глубоко нервных окончаний, покидала Мастера и уходила в землю.
- Мне нужно мое тело, - проговорила она, с трудом разжимая зубы. – На несколько часов. Пока я в нем не одна.
- Посмотри на себя, Мастер, - усмехнулся Рассилон. – Вместо того, чтобы достичь истинного величия, ты печешься о мелких делишках с Доктором. Что скажет Доктор, если ты убьешь его дитя? Что скажет Доктор, если ты его обманешь? Что он подумает о тебе, если ты последуешь своим путем? Всю свою жизнь, Мастер, ты мерила по его мерке. Хватит. Поднимись выше него. Стань лучше него.
Слова Рассилона гремели у Мастера в ушах и резонировали в грудной клетке. Каждое из них она могла бы произнести сама. Нельзя позволить Доктору остановить её перед последним шагом, который приведет её к желанной цели: стать совершенной, завершенной, завершить долгий путь и получить из рук Рассилона заслуженную награду. Что такое Доктор по сравнению с Рассилоном? Пыль у его ног.
Мастер падала в его колючие черные зрачки, как в неприрученный временной вихрь. Она судорожно скомкала тяжелое полотно мантии Рассилона меж пальцев.
- Ты никогда не получала своего. Вспомни всё, что отнял у тебя Доктор. Твои мечты, твой рассудок, твою жизнь. Отомсти ему, Мастер. Не отдавай ему то, чего он жаждет больше всего. Поднимись туда, где ему никогда тебя не настичь. Обреки его на одиночество.
Обещания Рассилона были сладостны, они вскрывали старые раны и потрошили слой за слоем. О, с каким упоением повторила бы Мастер призыв к мести! какие восхитительные картины нарисовало бы воображение!
Она стояла на коленях, с разводами пыли и сажи на мокром лице. Зал Паноптикона лежал в руинах, раздробленные каменные колонны вперемешку с металлоломом и обрывками проводов. Рассилон препарировал её душу, но раны оставались сухими и не сочились ни ядом, ни кровью.
Почему она на коленях перед ним? Мастер словно увидела себя со стороны. Она поднялась на ноги, удерживаясь за отвороты мантии цвета крови. Прежде Рассилон возвышался над ней, теперь её лицо оказалось на уровне его маленьких узких глаз.
- Доктор забрал мою жизнь. Теперь её хочешь забрать ты? Я не хочу, - сказала она, глядя прямо в булавочные зрачки. – Не хочу заканчивать её здесь и сейчас. Мне наплевать, что случится с Доктором!.. – она замолкла. Неправда. Упрямо отрекаться от прошлого – такая же ложь, как и мерить себя по нему. Она аккуратно переменила свои слова: – Я не знаю, что случится дальше, но я буду жить и решать сама. Оставь меня в покое! Я не хочу быть богом, я хочу быть Мастером.
Рассилон вздернул треугольные брови:
«Ты уверена, что тебе удастся?» - прозвучал в голове у Мастера его насмешливый голос. Он отпустил её и поднял руку в перчатке перед её лицом. Та стала оплавляться, и блеск раскаленного серебра ударил по глазам Мастера. Она зажмурилась и заслонилась ладонью, а когда вновь открыла глаза, она была одна.
Глава 31
читать дальшеМастер была одна в разрушенном зале Паноптикона. Она сделала два шага и прислонилась плечом к остову большой обгорелой машины. Различить механизм, каким он был в целом виде, было почти невозможно. Мастер пропустила меж пальцев связку разноцветных проводов. Они выглядели знакомо. Мастер сама соединяла их именно в этом порядке: красный, желтый, белый… Тардис!
Мастер отпрянула от корпуса, отступила назад, чтобы оглядеть его целиком. Без хамелеонового устройства Тардис вернулась к истинному виду, искаженному чудовищным взрывом, который произошел в недрах Ока гармонии. От консольной комнаты с временным ротором не осталось ничего.
- Прощай, старушка, - пробормотала Мастер. Вопреки её воле, сердца её на мгновение сжались. Последняя Тардис. Она хорошо поработала, прожила одну жизнь на Галлифрее и ещё с десяток – после того, как Доктор подобрал её на свалке и сделал своей. Она встретила достойную смерть, пожертвовав собой ради Галлифрея. – Покойся с миром, - пожелала Мастер кораблю и церебровору, павшему вместе с ним смертью храбрых. Церебровор крайне вовремя явился в образе землянки Розы с её наивной готовностью защищать Доктора. Без него Мастеру пришлось бы уничтожать Око гармонии вручную, и кто знает, каков был бы исход её сражения в одиночку против армии далеков и разъяренных повелителей времени. Иногда Доктор прав: не стоит немедленно убивать подозрительных тварей, случается, что они обращаются в союзников. Мастер мысленно отдала честь и церебровору. Теперь уже не узнать, к чему стремилось это аморфное существо: к власти ли, знаниям, или к тому, чтобы паразитировать на человеческих эмоциях, запугивая своих носителей. У него даже было своеобразное чувство юмора, результат трудностей с голосовым интерфейсом: если бы Мастер во время их короткого разговора не была так занята Галлифреем, у неё было бы время насладиться им. Церебровор назвал её «Механиком» - меткое замечание для существа без мозгов и тела, учитывая, сколько времени она потратила зря на совершенствование ныне покойной Тардис. Мастер вздрогнула и расцепила молитвенно сложенные на груди ладони. Церебровор ли? Нелогично, чтобы паразит из всех эпитетов выбрал для неё именно «механика», это слово больше подошло бы тому, кого переделка механизмов касалась напрямую, кто редко видел Мастера в другой роли, кто... Мастер по-новому оглядела остов Тардис. Доктор никогда не должен узнать, что она – возможно – говорила с его кораблем. Его уничтожение и так станет для него большим ударом, но если он узнает, что оно было ещё и убийством, Мастера он не простит. Не стоит нагромождать на баррикады между нею и Доктором ещё одну непреодолимую обиду.
- О, моя бедная, бедная – что с тобой сделали?
Мастер не слышала, откуда материализовался Доктор. Он отодвинул её в сторону и упал на колени рядом с Тардис. На запястье у него был временной манипулятор – тот самый, что Мастер подарила Молли. Он перебирал провода и гладил бок машины, в отчаянии повторяя:
- Моя бедная, моя хорошая…
- Я здесь, - окликнула его Мастер. Ей становилось тяжело стоять. Она надеялась, что сможет загнать боль глубже и выиграть время, но та упорно возвращалась вместе с волнами тупого, чужого страха.
- Я видел, - холодно отозвался Доктор. – Что ты натворила.
- Спасла Галлифрей.
Чуть не потеряв равновесие, Мастер опустилась на колени. Доктор повернул к ней лицо. Губы у него были сжаты в тонкую линию.
- Как всегда: Мастер со своими гениальными планами! Ты не спасла Галлифрей, ты всё испортила. Оглянись вокруг: неужели ты до сих пор не заметила?
Мастер обвела нефокусирующимся взглядом зал. Самым заметным в нем был труп Тардис.
- Мне пришлось взорвать её, - проговорила она. Она старалась экономить дыхание и говорила коротко. – Мы можем обсудить это позже?
- О, теперь ты спрашиваешь меня! – он надул губы, передразнивая её. – Почему же ты не спрашивала, когда творила бесчинства во имя меня? Когда украла мою Тардис? Когда бросила меня на Земле? – он прервался и спросил с нарочитой заботой: - Тебе нужна моя помощь?
- Нет, - не раздумывая выдохнула Мастер. Это всегда было её первым рефлексом: «Нет, обойдусь без тебя, я выше этого».
- А я думаю, что нужна, - издевательски настаивал Доктор. Мастер помотала головой, стиснув зубы. Она дождалась минутного облегчения и поднялась на ватных ногах. Паноптикон лежал в руинах. Возможно, вся Цитадель лежала в руинах. Нужно найти уцелевшее укромное место поблизости – и подальше от Доктора с его резкими, злыми словами.
Она двинулась к выходу между двумя рухнувшими колоннами. Доктор заложил руки за спину и пошел рядом.
- Знаешь, Мастер, в чем твоя ошибка? – говорил он тоном исследователя-натуралиста. – Ты провозглашаешь одно, а делаешь другое. Ты заявляешь, что справишься со своими грандиозными замыслами без меня, а потом прибегаешь ко мне. Всегда. Ты боишься, Мастер, и ты не умеешь это скрывать. Боишься, что если ты попросишь меня о помощи, когда мир не находится на грани гибели, я посмеюсь над тобой.
Доктор говорил правду с удивительной для него проницательностью. Мастер дошла до обломка колонны и оперлась о нее обеими руками, склонясь над ней и тяжело дыша. Доктор умел выбирать время для изречения сентенций. О, Мастер сама прекрасно знала всё то, о чем он говорил, будто он читал её мысли, но почему сейчас? Она застонала сквозь зубы. Доктор остановился в метре от неё.
- Ну что, Мастер, мир уже находится на грани гибели? Ты уже готова умолять?
- Зачем тебе нужно, чтобы я умоляла? – она искоса поглядела на него. Он пожал плечами:
- Это часть плана. Я не знаю, обычно ты разбираешься в таких вещах. Планы-шманы, теории заговоров. Я всего лишь мучаю тебя понемножку каждый день одним своим присутствием. Это весело! Мне нравится наблюдать, как ты дергаешься, будто рыба на крючке. Люблю рыбалку. Забрасываешься удочку и ждешь, когда Мастер подплывет и слопает наживку. Ам, вот и попалась. Потом вырывается, плещется, а крючок только больнее впивается – ранит сама себя. Одно удовольствие! Пойдешь со мной на рыбалку?
- Ты бредишь, - прошептала Мастер пересохшими губами. Она зажмурилась и, пропустив болезненный спазм, продолжала: - Ты не можешь так говорить. Ты можешь меня не любить, ты можешь делать мне больно, но ты никогда никого не станешь пытать нарочно. Это не в твоем характере, Доктор. Ты не можешь так про меня думать. Я могу…
Мастера взяли за плечи и бережно потрясли.
- Ты меня слышишь? – Она открыла глаза. – Уф, я думал, никогда тебя не найду. Как я умудрился забыть планировку Цитадели? Сначала я очутился в Академии – а ты помнишь, что оттуда до Паноптикона не больше десяти минут пути. Но видимо, я где-то свернул не туда, потому что вышел к тюремному блоку – да уж, не самые приятные воспоминания. До сих пор не могу понять, каким образом, мне казалось, что он на нижнем уровне, далеко отсюда. Потом я добрых полчаса петлял по техническому этажу – там, где должна была быть стоянка Тардис. И вдруг вышел сюда, что противоречит всяким законам архитектуры и здравого смысла! И знаешь, что самое странное?.. – Доктор таинственно понизил голос, но внезапно оглядел Мастера и прервался. – Что с тобой такое?
- Ты прекрасно знаешь, что со мной такое! Исчезни, чертова галлюцинация, или помоги мне – видишь, я даже готова просить, я ничего не боюсь, хотя крыша ещё не рушится нам на голову.
Доктор на всякий случай посмотрел наверх, на купол зала.
- Я-ясно, - протянул он. – Я пропустил что-то интересное? А! Ты не ранена? – вспомнил он.
- Нет.
Мастер обошла обломок колонны, опершись о подставленную ладонь Доктора. На запястье у него был браслет временного манипулятора. Идти оказалось легче, чем стоять.
- Нам нужно уйти отсюда, - сказала Мастер. – Найти другое место… подходящее.
- Конечно, - с готовностью согласился Доктор. – Э, подходящее для чего?
- Ты идиот?
- Это не новость, - Доктор сдержанно вздохнул. – Мне кажется, я что-то упускаю.
Мастер повисла на его локте, вцепившись в рукав.
- Ты в порядке?
- О да, - процедила она. – Продолжай говорить, это меня отвлекает.
Доктор в замешательстве похлопал глазами, как человек, которого попросили рассказать анекдот посмешнее.
- Не верится, что мы на Галлифрее, - наконец сказал он. – Я имею в виду… я смирился с мыслью, что он погиб. Что я никогда больше не увижу, - он огляделся, - всё это. Пока я искал тебя, я шел по коридорам и не мог убедить себя, что всё вокруг настоящее. Слишком невозможно, нереально. И что самое странное – Мастер, ты заметила, что мы одни?
- Неужели.
- Угу, - Доктор с серьезным видом кивнул и нахмурился. – Слишком тихо. Ты не думаешь, что остальные могли… погибнуть? – произнес он с неохотой. – Я бы сейчас всё отдал, чтобы увидеть хоть кого-то из наших, даже самого неприятного типа. Я слишком мало их ценил раньше. Как говорят на Земле, что имеем – не храним, а после войны локти кусаем. Или ногти? Неважно.
Они с Мастером дошли до незнакомой развилки коридора. Впереди оба его рукава тонули во мраке. Мастер боролась за контроль над собственным организмом. Хуже всего была не боль – её можно было заглушить – а ощущение того, что очень скоро другие силы возьмут верх, а ей останется только терпеть и следовать за ними. Она старалась оттянуть этот момент, повторяя себе, что ещё не время.
- Пожалуй, я бы обрадовался даже Рани, - глубокомысленно заметил Доктор. - Или Рансиблу. Да хоть Борусе!
- Иногда желания сбываются, - произнес голос из темноты, и на свет шагнул седой и величественный лорд канцлер.
- Боруса! – с неопределенной интонацией воскликнул Доктор, не зная, чего ждать от него. Выражение его лица было далеко от беспечной радости, в которой он клялся минуту назад. Следом за Борусой на свет вышел отряд из дюжины вооруженных охранников в красной униформе и блестящих шлемах. Теперь лицо Доктора приобрело определенное – и не счастливое – выражение.
- Кто бы сомневался, - пробормотал он себе под нос.
- Доктор, Мастер, - Боруса по очереди учтиво кивнул обоим. – Мне выпала честь поприветствовать вас на родине.
- Благодарю, - в тон ему ответил Доктор.
- …после чего – арестовать и заключить под стражу до начала суда.
Боруса сделал знак охране, и Доктора с Мастером окружили и в мгновение ока лишили временных манипуляторов.
- Что?! За что? – возмутился Доктор. Двое охранников оттащили его прочь от Мастера и скрутили ему руки за спиной, так что часть его возгласов потонула в возне. Мастера тоже взяли под руки, но куда бережнее.
Пока их волокли по коридору, Боруса зачитывал Доктору пункты обвинения:
- Незаконные манипуляции с временными потоками.
- Какие именно?.. – пытался спорить тот.
- Геноцид.
- Я не отрицаю, но…
- Угон Тардис.
- Ну, это когда ещё было!..
- И её последующее использование против народа Галлифрея.
- Что?
- Уничтожение Ока гармонии, - пояснил Боруса.
- Мы же вас спасли!
- …приведшее к непредсказуемым и необратимым последствиям для Галлифрея.
- Каким?
- Об этом вы двое можете поразмыслить на досуге, - заключил Боруса, остановился перед двустворчатой дверью и хлопнул в ладоши. Створки распахнулись, и арестантов впихнули внутрь, после чего дверь захлопнулась, отрезав их от звуков внешнего мира.
Мастер тут же бессильно привалилась к ее рельефной поверхности. В спину ей упирались острые зубцы часовых шестерен. Доктор несколько ударил в гулкую дверь кулаком:
- Эй! Выпустите нас! Я имею право на адвоката и хранить молчание! Вы не смеете судить нас за то, что мы вас спасли! Галлифрейское правосудие, - скривился он наконец и отступился.
Они были в кабинете канцлера. Стены кругом были обиты толстыми металлическими панелями. Из мебели в помещении был лишь основательный письменный стол с суконной поверхностью и черное кожаное кресло.
- Ничего, скоро они за нами вернутся, - сказал Доктор. – Не будут же они держать нас тут вечно. О, я им покажу на суде! Они развязали войну, а я должен расхлебывать их кашу. Всегда, вот всегда так: стоит мне появиться в родных пенатах, как меня встречает почетный караул, чтобы сопроводить за решетку. Я надеялся хоть на этот раз избежать стереотипа, но куда там… Мастер, почему ты плачешь?
- Идиот.
Слишком много сил у неё уходило на то, чтобы бороться с телом, и на то, чтобы следить за лицом, не оставалось ничего.
- Да, но это не повод огорчаться, - сострил Доктор сломавшимся голосом. – Тебе больно?
- Я гнила заживо, я горела заживо, я замерзала заживо, я переживу небольшое неудобство. Не стой, открой дверь! Я не хочу рожать в кабинете Борусы!
Доктор уставился на неё.
- Ох. – Он метнулся к замку, обратно к Мастеру, не зная, куда деть руки. – Но ведь не прямо сейчас? Это же не р-раз – и всё, - он изобразил звук, с которым пробка выскакивает из бутылки. – У нас же есть несколько часов?
- Время вышло. Прямо сейчас.
- Тебе что-то нужно? Хочешь сесть? Лечь?..
- Дверь! – рявкнула Мастер. Доктор зажужжал звуковой отверткой.
От разговоров дыхание сбилось. Мастер запрокинула голову и затылком откинулась на рельефную створку. Когда-то, когда она истратила все регенерации и оказалась заперта в умирающем теле, она каждый день обнаруживала на себе следы тлена. Волосы вылезали клочьями, на коже проступали трупные пятна, они чернели и пахли гнилью. На лице кожа сворачивалась мокрыми струпьями, обнажая челюсти. Это были самые страшные месяцы. Потом конечности потеряли чувствительность, и стало легче. По сравнению с этим происходящее теперь было маленькой неприятностью. Тело знало, что оно делает; плохо, что оно не спрашивало Мастера, что ему делать. И хуже всего, что ребенок Доктора не знал, что с ним происходит.
Мастеру никогда не нравился его голос: он был громким и требовательным, временами он перекрывал все другие мысли Мастера и заставлял думать о себе. «Ты как Доктор», - бросала она ему. – «Замолчи». Сейчас он не молчал. Каждая схватка взрывалась в голове Мастера новой волной чужого страха, который был ей неподвластен. Её сбивало с ритма, на верхней губе выступал пот и стекал в рот. «Перестань, перестань», - повторяла она ему, а он мстил ей своей паникой, маленький, но уже такой вредный. Скоро он наконец отделится от неё в самостоятельное существо, но до этого «скоро» надо ещё дожить и не сойти с ума.
- Выпустите нас! – Доктор пнул дверь. – У нас чрезвычайная ситуация! Я требую разговора с представителем обвинения! Эй, - он постучал ладонью, - с другой стороны! Охрана! Вы меня слышите? Это произвол! Боруса! Где этот чертов канцлер? Судите меня за что вам в голову взбредет, только выпустите нас отсюда! Да, я уничтожил Галлифрей и уничтожу его ещё раз, если вы немедленно не выполните мои требования! Подлецы, негодяи и мерзавцы! – Доктор выдохся и разочарованно ткнул в дверь кулаком. – Мастер, как твои дела?
- Мои – нормально.
Она вытерла губу ребром ладони. Видимо, она выглядела несколько лучше, потому что Доктор тоже понемногу успокоился.
- Погоди! – он бросился к столу и с раздирающим уши скрипом потащил тяжелое кресло. – Ничего страшного, ничего страшного, я сейчас что-нибудь придумаю, нам надо только добраться до Тардис, и всё будет в порядке. – Он подтащил кресло к Мастеру и перевел дух.
- Я взорвала Тардис, - напомнила она. – И Око гармонии.
- О. Вот как. Это – это была хорошая идея. Я её починю. После. Садись. Я тебе помогу.
- Я не могу. – Мастер не знала, как встать, или сесть, или повернуться, одно положение было неудобнее другого. Губы её задрожали. – Его голова здесь. Достань его. Пусть подождет. Скажи ему, Доктор, я не хочу. Он тебя послушает, он твой. Пусть замолчит. Он меня пугает. Я не могу думать.
- Ш-ш-ш, - Доктор опустил её на пол, на свое пальто. – Как он тебя пугает?
Мастер перевернулась на бок, поджала ноги и устроила голову на коленях у Доктора, уткнувшись лицом ему в бедро. Напряжение стало меньше, и панический страх немного отступил.
- Скажи ему, всё хорошо. Он меня не слышит. Пусть скорее родится, я оглохну. Дай руку, дай руку! – Она поймала ладонь Доктора и прижала к своему животу. Другой он гладил её по спине. – Пусть замолчит, не хочу.
Она напряженно ждала, когда что-нибудь изменится. Доктор передвинул ладонь, очертив полукруг. В голове кричало. Слишком громко, невозможно. Если сжать зубы и повторить за ним: «М-м-м!», то легче. А если разжать, «м-м-м» перетечет в свободное «А-а-а!», и станет почти хорошо.
Доктор что-то говорил у неё над ухом. Потом она почувствовала, что маленькое сознание, как пиранья в озере, почуяло свежую добычу и переметнулось к нему, слепо ища сознание Доктора. Мастера, выпотрошенную и обессиленную, оно оставило в покое.
Она повернула лицо кверху, поглядев на Доктора. У того между бровей пролегла задумчивая складка; он беззвучно шевелил губами, на которых мелькала полуулыбка.
- Ты сказал ему?
- Угу. Лучше? – Доктор водил большим пальцем по её животу под пупком.
- Маленькое чудовище, - мстительно пробормотала Мастер.
- Не говори так! Он… ты скоро увидишь. Он тебе понравится. Хочешь, я снова попробую вызволить нас отсюда?
Мастер схватила его за руку:
- Не убирай! Я согласна здесь, на полу, только пусть молчит. – Её скрутило сильнее прежнего, и на этот раз она поняла: начался финальный отсчет. Отдышавшись, Мастер прошептала хриплым голосом в шершавую ткань брюк Доктора: - Лучше б я осталась с родителями!
- Я думал, они давно умерли? – Доктор тоже почему-то говорил хрипло.
- Ну и что. Я их видела.
- Сегодня? Сейчас? – он всполошился. Мастер стиснула его предплечье. Больно-больно-больно. – Мастер, когда ты их видела? – зачем-то тормошил её Доктор.
- Кого?
- Твоих родителей.
- Когда прибыла на Галлифрей. Наш дом. И их. – Она зашипела сквозь зубы. Два желания перебивали друг друга: «Скорей» и «Только не сейчас!»
- Кого ещё ты видела? Мастер! – Доктор склонился над ней и сжал её плечо.
- Никого! Только Рассилона.
Доктор издал невнятный звук.
- Всего-то? Почему ты мне не сказала?
- Ты ненастоящий, - выдавила Мастер. – Вы все – одна банда. Но эта версия тебя – лучше, помогаешь.
- О, Мастер, - Доктор погладил её по волосам. – Как я сразу не догадался! И твои родители, и Рассилон, и Боруса – мертвы. Ты разве не видишь, что это значит?
- Мы тоже умерли, - согласилась Мастер. Ей было всё равно.
- Нет! Мастер, ты хочешь домой? Очень, очень хочешь?
Она кивнула. Куда угодно, только пусть всё закончится.
- Твой дом, где ты жила в детстве, - говорил Доктор. – Вокруг поля, а под куполом – дом с черными колоннами, как шкатулка из черного дерева – помнишь, как ты его называла?
- М-м-м-а-а-а! – она зажмурилась и прижалась лицом к ноге Доктора. Ох, домой, отсюда, не хочу. Доктор отпустил её, и Мастера накрыло новым поток неконтролируемых, незрелых эмоций. Она в панике стала на ощупь искать его руку.
- Ш-ш, ш-ш, я здесь.
Мастер открыла глаза. Аккуратно расставленные на низком стеллаже игрушки и книги, синие драпировки и синее одеяло на кровати: под цвет глаз Кощея, говорила мама.
- Моя комната.
- Здорово, правда? – Доктор улыбнулся. Мастер ударилась коленом о бортик кровати: та была узкая и короткая, детских размеров. – Тебе удобно? – осведомился Доктор.
- Мне уже никак, идиот, делай что-нибудь.
- Помочь тебе раздеться?
- Вовремя. Он здесь, он здесь.
Мастеру казалось, что так долго всё длится и так оглушительно вопит маленькое чудовище, что оно давно должно быть снаружи, а не внутри. Пусть будет снаружи, только пусть отделится, хватит, столько месяцев быть с ним, невозможно, невозможно. Ох, Доктор. Доктор что-то говорил и зачем-то держал Мастеру колени. Она старалась слушать его, потому что он говорил что-то нужное, и иногда у неё получалось.
Потом шум разом прекратился, и Мастер оглохла от тишины. Но не успела она понять и насладиться ею, как крик начался вновь, и теперь он бил по барабанным перепонкам. Это было лучше, чем когда он вгрызался в мозг, и Мастер облегченно откинулась на подушку и закрыла влажными ладонями глаза.
Доктор снова тормошил её.
- Отстань. – Дыхание резало легкие, будто она пробежала спринт.
- Хочешь посмотреть? – по голосу, Доктор улыбался. Она задумалась. – О-о, Мастер! – воскликнул Доктор нетерпеливо. Он втиснулся на узкую кровать рядом с ней. – Посмотри же!
Мастер сдвинула в сторону одну ладонь. То, что Доктор держал в руках на одеяле, совсем не похоже было на её красивую, ладную девочку.
- Лягушонок, - выдохнула она. – Пиранья.
Он был мокрый, грязный, с тянувшейся к нему пуповиной, и Доктор углом одеяла только с его лица успел стереть разводы. Она сама сейчас не лучше, поняла Мастер. Столько месяцев трудов, чтобы вернуть Галлифрей, столько месяцев вместе с этим непонятным новым существом – чтобы закончить голой и грязной в своей детской спальне, и, кажется, только Доктор счастлив.
- Не говори так! Мастер, - он отчаянно старался внушить ей хоть толику своей радости. – Он прекрасен. Возьми его, ну же.
- Я не хочу. – Она приготовилась отбиваться от Доктора, но он не настаивал. Он был опьянен адреналином, и это становилось всё заметнее.
- О, Мастер. Я никогда не думал – посмотри, о-у, какой хороший – Мастер, что это наш с тобой – ты могла себе представить? Он чудесен – ты чудесна – Мастер, я даже не могу сказать… Я в первый раз, чтобы так – я никогда раньше не видел – наш с тобой, Мастер, первый раз. Я так рад, что мы это сделали, я боюсь даже подумать, что мы могли бы не сделать… Ты мой маленький, маленький!..
Он упивался существом с копошащимися конечностями, а оно, кажется, упивалось им, потому что его назойливый голос становился тише.
- Отключи его от меня, - попросила Мастер.
- М-м… конечно. Освободишь мне руки?
Под этим предлогом он наконец всучил ей младенца. Тот немедленно замолчал, и когда его плач перестал забивать её органы чувств, Мастер смогла заново рассмотреть его. Он был меньше Таяни, но его тяжесть ощущалась почти так же, как её – когда Мастер укладывала её себе на грудь и подолгу разглядывала её лицо и тонкие волосы на макушке. Нечестно, что какое-то новое существо занимает её место. Нечестно, что она далеко, на Земле, с чужими людьми, а оно рядом. Нечестно, что Доктор назвал его первым. Нечестно, что ей не противно греть маленького лягушонка, что он уже не кажется ей неприятным, что она уже различает черты его лица.
- Я хочу мою девочку, - проговорила она. – Доктор, давай вернемся за ней.
- Э-э… - Доктор смешался и опустил глаза. Потом сказал лживым успокаивающим голосом: - Обязательно. Мы это сделаем. Очень скоро.